«Данный выпуск является агитационной книгой, которой конструктивисты открывают борьбу со сторонниками традиционного искусства», — писал в 1922 году радикальный советский художник Алексей Ган, предваряя таким напутствием издание своей книги «Конструктивизм». Из этой даты и исходят авторы концепции нового центра, готовясь к объявленному столетнему юбилею и первому экспозиционному проекту. Премьера ожидается 23 ноября — в состав выставки «1922. Конструктивизм. Начало» войдут работы из 17 российских музеев и институций, среди которых Государственная Третьяковская галерея, Музея архитектуры имени Щусева etc. Но главным событием станет все же не выставка, а место ее проведения — бывший Хлебозавод №5 имени Зотова, возведенный на Ходынской улице, между Белорусской и Пресней, в 1931 году и сегодня превращенный в модный культурно-просветительский центр.

Это место, откуда еще сравнительно недавно — до 2006 года, когда завод был закрыт, и всю предыдущую жизнь — разносился по округе сладкий запах теплого хлеба, очень изменило с момента постройки свой облик. Причем кардинальные изменения произошли только в последнее десятилетие, когда чудом не снесенное краснокирпичное здание-барабан, с окнами-глазницами по всему цилиндрическому фасаду, было приговорено к реконструкции и превращению в банальный офисный центр.

То есть сначала его просто хотели снести — пока вступившаяся за здание архитектурная общественность не добилась-таки признания хлебозавода памятником регионального значения. В 2007-м его мог навсегда погубить явно неслучайный пожар, но бывший завод выстоял. После нескольких лет запустения он оказался в собственности банка ВТБ, которому и принадлежит по сей день, и благодаря участию которого началась реставрация. В 2015 году этими приведенными в порядок фасадами и укрепленными — но абсолютно сохранными, родными — перекрытиями занялось архитектурное бюро СПИЧ (авторы проекта Сергей Чобан, Игорь Членов, Алина Гарновская), призванное приспособить памятник к новой — экспозиционной — функции.

Выбор бюро, разумеется, не был случайным — СПИЧ проектировал и небоскребы жилого комплекса «Пресня-Сити», окружившие бывший хлебозавод подобно минаретам по периметру стамбульских мечетей. Бродский сравнивал их с ракетами «земля-воздух» — и небоскребы тоже будто пронзают небо, и только когда из окон конструктивистского памятника взгляд посетителя падает на садик, соединяющий башни на уровне энного этажа, комплекс обретает в сознании соразмерные человеку масштабы.

Важно, что при строительстве этих небоскребов-минаретов изначально имелся в виду хлебозавод, ставший визуальным центром комплекса — деликатность, с которой отнеслись авторы проекта-приспособления к старым стенам, сама по себе вызывает уважение и навевает тоску по несбывшейся мечте: спасти, подобно хлебозаводу, весь уцелевший конструктивизм.

Название досталось центру от завода, носившего имя Василия Зотова, который начинал тут пекарем и дослужился до наркома, а в 1960-х и до министра пищевой промышленности СССР. Справедливее было бы присвоить центру имя — нет, не архитектора, потому что оно неизвестно, а выдающегося инженера Георгия Марсакова — автора идеи жесткого кольцевого конвейера, который лег в основу хлебопекарных предприятий нового типа. Таких заводов было построено, друг за другом, пять в Москве и два в Ленинграде: возможно, Кушелевский хлебозавод в Питере (1932) выглядит более масштабным, но Хлебозавод №5 стал первым детищем Марсакова.

Он был полностью автоматизирован и обходился почти без вмешательства человека: на четвертом этаже мука, поступавшая вверх на лифте, устроенном в центральном барабане, замешивалась в тесто. Тесто бродило, спускаясь этажом ниже, разделывалось и выпекалось в трех кольцевых печах, а дальше по пандусу готовый хлеб попадал в хранилище, откуда развозился на машинах. Круглая форма, как и полагается в конструктивизме, была обусловлена функцией — по сути, это был сформулированный в материале манифест конструктивизма. И остался бы им, если бы не поменялась сама функция.

Можно предположить, что ряд частых окон второго и третьего этажей, предназначенных для выставок, осложнит работу дизайнеров — окна придется закрывать, но команда «Зотова» во главе с генеральным директором центра Дарьей Филипповой уверяет, что выставлять можно будет и графику (третий этаж центра к тому же снабжен системой климат-контроля).

Филиппова — соавтор концепции развития центра, над которой она трудилась, как говорят, совместно с Дмитрием Озерковым — экс-заведующим отдела современного искусства Эрмитажа, в марте уехавшим из страны. Экспозиционная программа ляжет на плечи старшего куратора выставочного направления «Зотова» Полины Стрельцовой, еще недавно работавшей в Музее Москвы. Помимо выставочных этажей в «Зотове» есть четвертый — с двумя кинозалами: за кинопрограмму для них отвечает киновед Полина Прибыткова.

Разумеется, и булками тут будет пахнуть — рядом с музейным магазином на первом этаже устроят кафе. Единственное, что пока трудно себе представить — в чем будет заключаться исследовательская составляющая работы Центра. В выпущенном к открытию пресс-релизе руководство уверяет, что «Зотов» — станет «первой в России институцией, посвященной конструктивизму». В этом заявлении, посмотрим правде в глаза, есть лукавство: изучение конструктивизма началось не сегодня, и давно существует Центр авангарда в муниципальной Галерее на Шаболовке — она работает двадцать с лишним лет в сердце конструктивистского квартала, там же пять лет назад открылся Музей авангарда. Последний, увы, сегодня, как и многие проекты в культуре, приостановлен, но все же эта институция функционировала много лет. В 2012 году Центр Авангарда в Еврейском музее и центре толерантности — так что «Зотову» пальма первенства никак не принадлежит.

Остается надеяться, что чемпионские амбиции останутся на словах, а на деле к конструктивизму исследователи отнесутся с той же нежностью, с какой команда Сергея Чобана отнеслась к родным стенам хлебозавода, сохранив в интерьерах следы всех эпох — кафель 1930-х, настенную живопись с золотоволосой красавицей 1960-х, аутентичный деревянный потолок наверху.

Другое дело, что в нынешних реалиях столь чуткая забота о сохранении памяти о почти забытом, местами уничтоженном прошлом кажется почти бессмысленной — но, возможно, смысл проявится в будущем.